Ящик для прошлого

  Ящик выдвижной и не маленький, как и сам стол. А ключ от того ящика висел на шелковом шнурке, на груди у хозяина. Кабинет также запирался на прочнейший по тем временам замок.
Былое могло быть спокойно – добраться до него непросто. 
  Тридцать лет сознательной и непростой жизни хранилось там. Частые смены мест проживания, внезапные обрывы отношений пестрели в пройденном. Хозяин не перенес бы, если б кто – то знал о его жизни больше, чем он это позволял. А позволял он очень немного.
Именно благодаря этому «немногому», он и выглядел вполне благопристойным гражданином.
  Но что тут говорить! Прошедшее, которое хотелось бы немного изменить, или вовсе поменять, есть у каждого. Другое дело, как относятся к своей личной истории.
С ней нужно очень бережно обращаться, ибо она и наставницей великой может вам быть, и уничтожит запросто, коль не прислушаетесь к ее древнему говору.
  Хозяин знал силу и ценность минувшего, потому и сумел держать в секрете то, что покоилось и появлялось в тайнике. Действительно доброго там было много меньше, чем греховного и преступного. Хоть он и находил оправдания злу, им содеянному, но оно все равно оставалось злом, и требовало тщательного сокрытия. 
  Грехи были не всегда преднамеренными, но часто и из добрых его побуждений рождалось что – то пакостное. Он научился с этим бороться и не руководствовался больше добрыми намерениями. Все чаще дела его плавали в сфере полезности, рациональности.
  Единоличный хозяин своих «прошлостей», он все больше уставал с годами. Маска добропорядочности уже натерла мозоли на его глазах и губах, которые страшно сморщились от непрестанных, притворных гримас.  
Он не переставал вглядываться в жизнь, в надежде увидеть какой – то секрет, который, как ему казалось, таится у всех на виду. «Есть какая – то иллюзорная грань, переступив оную, увидишь все, как есть – тогда не будет уже мучительных сомнений и несчастий», - думал он, пытаясь разглядеть всю вселенную внутренним взором.
  Были такие моменты, когда «хозяин своего прошлого» почти что улавливал тот «секрет всего». Вот – вот, и уже почти вырисовывается картинка. Но что – то вмешивается и размазывает все краски. И так каждый раз.
  Жена его была простой «буренкой» - вопросов лишних не задавала и всегда улыбалась. Простая, добрая женщина. С такой только и мог он жить, ибо прошлое не очень – то ее занимало.
  С детьми был он строг, а иногда даже жесток, и не потому, что не любил их, а просто не желал, чтоб слабыми они выросли. Такова была его метода.
  Материальное состояние его было достаточно весомым, но в последние годы он как – то понемногу отлетал, и жажда наживы притупилась. Что – то надломилось внутри, и энергия направилась в иную сферу.
  Хоть и берег он свою историю, как зеницу ока, но, все же в ящик реже стал заглядывать. Как – то угнетало его изжитое, нагоняло чувство непонятной вины.
  «Животнообразное прошлое…» - сделал он неожиданный вывод.  
  И вот настал период, когда «хозяин» никак не мог собраться с мыслями. Как он и что, было решительно неясно: не сыт и не голоден, не жив и не мертв, а просто был. Прошлое прошло, а будущее не разглядеть сквозь облако неведения. И лишь вечное «сегодня» суетилось в озябших глазах. Думалось: что же после..? после того, как узришь «отгадку всего»?
  « Когда узнаешь все, то видимо, и жить больше незачем будет. А тянет – то как – секрет этот постичь,» - раздумывал он ночами бессонными.
  Прихворал «хозяин» слегка. И болезнь – то, вроде так… насмешка, но через месяц тяжело легла на его сгорбленные плечи. Свалила, и теперь не вставал он. По настоянию врача – постельный режим. 
  Попросил «хозяин», чтоб кровать поближе к окну переставили, а то не видно, что там, снаружи делается. И целыми днями он смотрел в окно, любовался, как никогда раньше, природой, а болезнь незаметно иссушала его тело. 
  Будто нашептывал кто: «завершается твой путь.» И покалывало в груди правдивое чувство близости «разгадки». А он все надеялся. Хоть и осознавал, что напрасно, но не умирала живучая надежда, и сил душе добавляла. И это короткое время наслаждался он несказанно созерцанием всего живого. Плакал при виде детей своих и жены добрейшей, смотрел как – то по-новому. Просветленно, что ли. 
  Вспомнил внезапно о ящике со своим прошлым, и чего – то горько так стало. Подумал, и понял отчего: « жизни я, в общем – то, и не понял!» Глаза его вспыхнули иронической искрой, и он с болью улыбнулся : «Одно, все – таки, осознал: я отчетливо уразумел, что понять жизнь невозможно, не прожив ее до дна. А где, собственно, это «дно» - один Господь знает!»
  Через день уже и «хозяина» поместили в ящик. Опустили в землю и засыпали, поставив тяжелый памятник. 
  С того дня не «хозяин» он уже своему прошлому, а самая банальная его часть, фрагмент истории человека телесного. 
  Умереть – то он умер, но кто же тогда думает и размышляет в этот самый момент? Кто осознает конец, завершение жизни человеческой? Банально сказать, что душа это! Может, и не душа совсем, а нечто иное. И оно знает, чем оно было и чем оно есть вообще. Знает, что жил человек, и было им прожито немало. История впитала его в себя – сделала частью себя, эпизодом истории всего человечества. Фрагмент этот в папочку сложен, и в ящик архива помещен. Пока еще помнят новые люди старых, но недолго этому длиться. По прошествии определенного времени и эту часть былого уничтожат. Ведь оно ж уже очень и очень «былое». Кому оно надо? Тем более, ничем неприметное – так, статистика.
  А «кто – то» все думает, парит и нет преград ему нигде. Зависнет над кладбищем и весело удивляется: 
  «Все по ящикам упаковывают, и - в укромное место! Невероятной странности штука – жизнь человека. Вот она есть, а через миг – и нет ее, думают. А она – то есть, и не исчезает, ибо не может она иссякнуть! А что прошлое? Прошло оно, и земля ему пухом, ведь прошло же оно… зачем-то.»